Антон Кулаков - Королевские иллюзии[СИ]
Кто бы только знал, как мне тяжело порой с собой справиться. Кто бы только знал, как мне хочется пойти в бар и сказать: «Две текилы, а лучше виски»… Или купить марихуаны и какие–нибудь дешевые сигареты, прийти домой, забить косяк, затянуться и почувствовать этот завораживающий запах… О…! Это не понять никому. А запах «белого», заполняющего шприц… Эта боль в вене, приятная боль…А потом я могу видеть все с закрытыми глазами, читать мысли, сочинять, рисовать. Но это лишь иллюзия…
Сегодня я выгнала Ардо и познакомилась с Серхио. Я боюсь Серхио, он странный и пугает меня, но меня к нему притягивает. С чего бы это?
Италия оторвалась от дневника.
Внезапно сквозь нее пролетело озарение и ей захотелось испить апельсинового сока, или чего–нибудь покруче, например, плотской любви…
Она схватила трубку, достала из кармана бумажку с адресом и телефоном.
— Алло, Серхио… Хочешь переспать с королевой?
2. Знакомство
Альваро качался в гамаке и смотрел на луну. На столике стоял недопитый мартини, а в пепельнице дымился его любимый Салем. Из сада пришла Вихия.
— Тано!
— Да, Вихия. — Альваро открыл глаза.
— Ты пойдешь спать?
— Да, скоро. Кстати, завтра пойду к Карраско.
— Ты увидишь Дионисио?
— Да.
— Передай ему…
— Не буду, он тебя не любит. Ты знаешь о наследстве?
— Нет.
— Оба деда, и все мне!
— Что? Этого не может быть!
— Может, — Альваро откинулся в гамаке — эта ответственность меня угнетает. Раздам все пополам.
Вихия удалилась вглубь сада и стала просчитывать возможные варианты получения бешеного наследства.
* * *Альваро проснулся в хорошем расположении духа и отправился после душа плавать в бассейне. Там он встретил своего брата Хосе Аугусто. Они немного порезвились в воде и отправились на просушку по комнатам.
Вихия проснулась от шума в бассейне. Сегодня она собиралась решительно пресечь сюрпризы со стороны своей «мамаши»…
Альваро встретился с Дионисио Карраско в половине одиннадцатого утра в кафе. На встречу Дионисио привел свою младшую сестру Лурдес. Молодые люди быстро познакомились и резво болтали.
— Ты действительно был в Сан — Паулу? — Лурдес смотрела на Альваро и мечтала о рассказе про каменные джунгли.
— Да, но он не произвел на меня впечатление, такое как например произвел Рио.
Лурдес была окончательно очарована Альваро. Дионисио это заметил. Он знал, что Альваро воспользуется этим, чтобы потом свести его, Дионисио, с Вирхинией, а Вихия ему страшно не нравилась…
Вирхиния тоже находилась в кафе, однако в совсем другом и с совсем иной целью. К ней подошел мужчина лет 30-ти с редкими светлыми волосами, в очках и очень модном прикиде.
— Вы, Вирхиния де ля Уэрта?
— Да.
— Позвольте представиться — Валерио де Марко.
— Вам известно, зачем вы мне нужны?
— Да. Для поисков ее, — Валерио достал из кармана фото Малены.
— Вы понятливы. За работу получите полторы тысячи песо.
— Пять тысяч.
— Три, и это мое последнее слово.
— Я согласен. В случае обнаружения этой особы, я вам сообщу.
Вихия отдала Валерио задаток и удалилась. Она надеялась найти Малену и отправить ее подальше от Мехико…
* * *Эухения приехала к Альфредо в 14.30. Когда она вошла в квартиру старшего сына, произнесла почти что на пороге:
— Мы пропали!
— Что случилось? — Альфредо явно был недоволен поведением, а главное состоянием матери.
— Валдемаро оставил все сыну Эдуардо!
— Я что, по твоему по этому поводу должен устроить драму?
— А как же деньги по счету де Марко.
— Валерио здесь не при чем, — Альфредо лихорадило, теперь он понял, в какую историю влипает с потерей наследства отца.
— Теперь ты понял.
Альфредо застыл в изумлении. Он продолжал перебирать все возможные варианты выхода из сложившейся ситуации. В свое время Валерио дал Альфредо на сохранение в банке Валдемаро 65 тысяч долларов, половину этой суммы Альфредо растратил на семью и квартиру, рассчитывая на наследство отца. Время, когда Валерио приспичит забрать деньги вычислить невозможно…
* * *Умберто позвонил в дверь.
Ответа не последовало.
Умберто позвонил снова, ответа не последовало и на этот раз. Он собрался уходить, как тут дверь открылась:
— Вы ко мне? — Умберто увидел человека, всего грязного и побитого. Пил он явно уже лет десять.
— Вы, Никколо?
— Да.
— Я — Умберто де ля Уэрта.
— А я — твой отец.
Умберто стало мерзко от этого существа, в конце концов — его отец Эдуардо Кохарис.
— Мне нужны деньги, — произнес Никколо, — на лекарства…
— Мне тоже, но не на вас, — произнес Умберто и удалился. Теперь он был окончательно уверен в своем предположении — такие родители ему не нужны.
Умберто медленно вышел из этого ужасного здания и произнес:
— Отец–алкоголик, а мать — лучшая шлюха Латинской Америки, ну уж нет. Пусть лучше подложные, но любящие родители, — Умберто сел в автомобиль и уехал.
* * *Утром следующего дня Сесилия открыла дверь дома дочери своим ключом и вошла в прихожую. Поскольку жила она неподалеку ей приходилось заходить к дочери и будить ее. Италия была созданием несносным и просыпалась с пятьдесят шестого раза…
Отделавшись от легкого плаща, она подхватила сумки и вошла в гостиную. Там ее ждал сюрприз:
— Италия! — Сесилия была явно в шоке, только вчера ее дочь вышвырнула одного, как тут же свалился второй.
Италия продрала один глаз и произнесла:
— О, Мама, познакомься это — Серхио!
— Доброе утро, — осторожно произнес Серхио.
Сесилия стала изучать Серхио. Серый, невразумительный, ноги торчат из под одеяла. Одна в носке, другая голая. Как это похоже на Италию…
Сесилия прошла на кухню и стала выкладывать продукты в холодильник. Потом она взяла в руки телефон и решила сообщить новость мужу. Адальберто Масьерно спокойно воспринял новость о новом мужчине дочери и пообещал убить и ее и «мужлана в одном носке»…
* * *Анхелика Валтьерра — лучшая подруга Сесилии сидела на кухне и лепила кавказский деликатес — чебуреки. Ее мысли занимала дочь — Лили Валтьерра. Она уже 5 лет обитала в Сан — Хуане, писала редко.
— Мама! — в кухню вошел Фернандо, младший сын Анхелики, — письмо от Лили.
Анхелика встрепенулась.
Она схватила конверт и извлекла из него письмо.
Дорогие мама и Фернандо.
У меня все превосходно. Простите, что не писала — не хватало времени. Сейчас изыскания ведутся близко у Сан — Хуана, поэтому у меня есть время.
Здесь я нашла свое счастье. Я познакомилась с человеком, который меня понял. Это Максимимлиано, но мы зовем его Макс. Он очень хороший, мы собираемся пожениться! Скоро мы приедем к вам. До встречи в Мехико, о приезде сообщу телеграммой или позвоню.
Ваша Лили,
Сан — Хуан–де–Пуэрто — Рико
26 апреля 1996 года.
Анхелика опустила письмо и произнесла:
— У меня очень плохие предчувствия, Фернандо.
ИЗ ДНЕВНИКА ИТАЛИИ МАСЬЕРНО.
Я допустила страшную ошибку. Зачем я позвала его? Не знаю. Был какой–то импульс, он обещал что–то хорошее и большое, а принес он боль…Туман и боль…
Боль, сжигающая все внутри… Боль в душе и туман. Я не вижу своего будущего, возник какой–то барьер. Все дошло до какой–то черты, которую надо переступить. Черта, а за ней две дороги. Какая? Какая из них даст мне то, что я хочу? Какая из них вылечит боль? Что может мне сейчас помочь? Мне кажется, что внутри меня что–то шевелится, пытается вырваться наружу. А лошадки с крыльями все так же летят на юг, оставляя меня здесь. Они ничем не могут мне помочь, они бессильны. Боль, только боль, заполняющая меня, стремящаяся вырваться наружу криком раненого зверя. Что это? Начало или конец? Должен же быть способ избавления от этой боли или нет? Не может же она быть вечной. Боль не длится вечно.
Все разрушено почти до основания, построить тот радужный мир сумасшедшей весны уже невозможно. Ведь строить уже не из чего, а заново не выстроить такой мир, слишком много осталось в глубинах памяти. Слишком промерзла та земля на которой он стоял, слишком блеклым стало то небо под которым он цвел, слишком много стало черных пятен на солнце, которое грело его, а из чего строить, так совсем не осталось, все раскидал ветер и превратило в пыль время. Остались лишь иллюзии, что этот мир еще есть. Что делать? Как? Из чего? На чем? А из того, что есть, не выйдет и сотой части того, что было. Разрушить до конца и развеять его пепел по ветру. Но станет ли лучше? Пройдет ли эта боль? Или попробовать что–то восстановить, собрать, склеить и вдохнуть жизнь? Но я не могу, я не чувствую в себе живительной силы, ее давно уже убила боль. Я больше ничего не чувствую, кроме всепоглощающей боли.
